Жизнь без юмора не прожить

Незадачливая стряпуха

Наверное, в любой семье главным достоинством хозяйки считается умение печь пироги. У одних стряпня получается «пальчики оближешь», у других не ладится это хитрое дело.
Вот и в нашем случае молодая жена, может быть, в первый раз, как вышла замуж, решила угостить супруга пирогами. Всё наладила с вечера, утром завершила священнодействие, посадив выпечку в русскую печь.
Как раз ко времени заходит в избу, выполнив какие-то хозяйственные дела на подворье, муж.
- Ну что, хозяйка, готовы пироги-то?
- Готовы, готовы. Садись к столу, я сейчас.
На столе появляется крынка свежего молока и широкое блюдо с горкой наложенными с пылу с жару пирогами.
Молодая жена продолжила свои женские хлопоты по дому. Муж в это время в предвкушении лакомства разломил пирог, попробовал и… запустил остатком в спину жене, собравшейся за надобностью в сени и взявшейся уже за ручку двери. Пирог припечатался прямо между лопаток. Реакция незадачливой хозяйки последовала незамедлительно:
- Ой, как кирпичом!
Дальнейшие комментарии, наверное, излишни.

Кто же хозяин?

Не знаю как где, а в моей родной деревне мужики, главы семейств, раньше имели обыкновение в определённой ситуации проявить характер довольно оригинальным образом.
«Определённая ситуация» — это возвращение изрядно «подуставшего» хозяина с какого-либо праздника. Заходит он эдак в избу, садится в красный угол, ударяет кулаком по столу и с напускной угрозой в голосе спрашивает: «Кто хозяин в доме?».
Домочадцы, давно привыкшие к такому поведению подвыпившего батьки, совершенно не реагировали на его происки, да и сам он ни на что, собственно, не претендовал. Посидев, свесив буйную головушку на грудь, у стола несколько минут, тихо убирался в свою опочевальню.
В этой семье всё происходило иначе. Хозяин под два метра ростом, сухощавый, но жилистый мужчина, весьма степенного поведения, лет пятидесяти. Хозяйка — полная ему противоположность: росточка небольшого, сухонькая, востроглазенькая и весьма шустрая, непоседливая женщина, по возрасту примерно ровесница мужу.
И в этой семье жил обычай выяснять — кто же хозяин в доме. Но…
Явится этот муж с праздника, усядется к столу и, ударяя по нему кулаком, грозно спрашивает: «Кто хозяин в доме?».
Хозяйка, услыхав столь дерзостный вопрос, быстро хватает от печи ухват и, нацеливая его рога в голову благоверного, непременно вопрошает: «Ну-ка, ну-ка, чего ты тут говоришь?».
По достоинству оценивая такой оборот дела, муж глубокомысленно отвечает на самим же заданный вопрос: «Я да Маринка!».
Как бы то ни было, а стало такое поведение супругов достоянием всей деревни. Иной раз в других семьях, когда хозяин задаёт столь риторический вопрос, кто-нибудь из домашних с улыбкой бросит: «Ты, ты хозяин… Да Маринка».

Умойся, дядя

Сегодня деревенский клуб переполнен. Праздник у людей. Годовое отчётное собрание колхоза «Нива».
Почему праздник? А получили колхозники всё, что кому причиталось. Вот натурой выдали (и привезли домой) фуражное зерно, муку под заказ, на оставшиеся трудодни выдали наличными, кому сколько причиталось. Немного, у кого-то, может, до 30 рублей.
Но самое главное, после собрания обязательно из райцентра приедет автолавка. Товару привезут — всякого. В сельповской-то лавке что возьмёшь? Разве что треску солёную, которую исправно доставляют колхозникам.
Сидят колхозники, слушают отчётный доклад председателя.
В первом ряду сидят две древние старушки, две соседки — Нина и Анна, тоже бывшие колхозницы, получающие сейчас милостыню от государства по 12 рублей пенсии. Им совершенно безразлично, что там говорит председатель, да давнишняя привычка берёт своё — быть среди людей.
Сидят они как раз напротив трибуны, до которой метра два-три. Потихонечку склоняют головы на грудь, вздремнут и опять терпеливо сидят.
И вот, всплыв на поверхность после очередного кратковременного путешествия в царство Морфея, Анна окинула мутным взглядом окружающий мир и, видимо, задумалась: «Что это? Люди все сидят и сидят. А вон мужик напротив всё чего-то говорит и говорит. Давно уже». По своему оценив ситуацию, она довольно громко спрашивает соседку: «Нина, чего он говорит-то?».
А Нина, вот ведь и в весьма преклонных годах старушка, а чувство юмора, видимо, не утратила, возьми и прошепчи соседке на ухо: «Замуж тебя зовёт».
Анна, приняв полученную информацию за чистую монету и оценив предложение со своей колокольни, громогласно изрекла: «Ой, умойся, дядя!».
Не берусь комментировать реакцию зала, а тем более председательствующего, на такую неожиданную реплику. Но в деревенской общине высказывание бабушки Анны прижилось. Когда в какой-либо компании начнёт иной говорить не по делу, обязательно найдётся оппонент и скажет: «Умойся, дядя!».

Главное – верёвка

- Старик!
- Чего тебе, старая?
- А мы верёвку-то взяли?
- Куда тебе верёвку-то, никак удавиться в лесу надумала? – незлобливо пошутил дед, не удостоив попутчицу конкретным ответом.
Едут дальше.
А едут они два старичка, прожившие в мире и согласии не весть сколько лет, сидя спиной к спине на дровнях-розвальнях, на свой старинный лесной сенокос, чтобы забрать и вывезти по зимнику-первопутку последний оставшийся на дальнем сенокосе стожок сена.
Едут молча. Да и что говорить? Каждый кустик, каждое деревце вдоль дороги знакомо.
Но с задка саней опять слышен вопрос:
- Дедка, а мы верёвку-то взяли?
- Эх её защекотало с этой верёвкой, — хмыкнул дед в бороду и предался грустным размышлениям: «Не хотел ведь брать-то. Чего ей в лесу делать? Да уж шибко просилась. Может, в последний раз. Так и то верно. Не бывать больше на этом сенокосе. А ведь сколько исхожено, сколько труда вложено. Вот и шалаш тут на взгорочке лесной речушки. Уходили сюда на неделю, а то и больше. Жили тут, пока весь сенокос не выставили. А как дети ждали этой поры! Вон, каких хариусов в речке ловили! А грибов-ягод сколько было в лесу!».
- Эх-хе-хе!, — подытожил дед свои мысли. — Последнюю зиму корову-кормилицу держим, нет ни сил, ни здоровья.
- Батько, а мы…
- Тпру, Воронко, стой, — не дав благоверной закончить вопрос, остановил дед бодро шагавшего мерина и повернулся к жене всем туловищем. — Экая ты у меня заботливая. Знаю ведь, чего тебя беспокоит. Думаешь, как бы воз-то увязать, чтобы не растрясти дорогой, или не опрокинуть где. А ты бы прежде подумала, как стожок распечатать да загрузить сенцо ладно. А увязать — это уже десятое дело. Да и когда ты видала, чтобы я в лес поехал, да без верёвки. Вот она! Эх ты, старбень!
- Так эдак, эдак, батько, да думаю, верёвку-то взяли ли.
Довезли эти самые старички сено в целости.
Давно нет в живых этих милых людей, только память о них жива и по сей день.
Соберётся эдак артель работников на какое-то дело, кто-нибудь обязательно вспомнит: «А погодите-ка, братцы, верёвку-то мы взяли?».